Главная        Поиск       Издания      Всё за сегодня

Звуки пианино "Утешение" Ференца Листа доносились из открытого окна и таяли среди высоких сосен, как и в тот день, когда Борис Пастернак лежал в открытом гробу в гостиной, окруженный цветами тюльпанами и сиренью, цветами вишни и яблони.

"Люди приходят сюда по зову сердца", произнесла 71-летняя Наталья Пастернак, невестка Пастернака и хранитель его загородного дома, который сейчас стал музеем. Мы никогда не даем рекламу, но люди всегда помнят дату".

Пастернак, один из величайших русских поэтов и автор романа "Доктор Живаго", умер 30 мая 1960 года в возрасте 70 лет.

Русские каждый год приезжают в годовщину его смерти на его дачу и могилу, расположенную неподалеку, чтобы помянуть человека, который жестоко преследовался советскими властями после публикации за границей "Доктора Живаго" и присуждения в 1958 году Нобелевской премии по литературе.

"Здесь можно ощутить ауру поэзии", сказала Юлия Стадлер, 43-летняя пианистка, которая приехала сюда исполнить несколько произведений.

У пианино был установлен микрофон для всех, кто хотел сказать несколько слов или прочитать стихотворение Пастернака или свое собственное.

"Они пытались унизить тебя, но мы будем вечно тебя чтить", проговорила Тамара Григорьева, 58-летняя учительница на пенсии, прочитавшая свое собственное стихотворение "Дом", посвященное дому Пастернака в писательском поселке в 20 милях от Москвы.

Снаружи несколько десятков человек сидели на скамейках, в основном молча впитывая музыку, которая сменялась словами, и время от времени вставая, чтобы пройтись вдоль коричневого двухэтажного дома, где в спальне наверху и в рабочем кабинете до сих пор висят шляпа, шарф и пальто Пастернака.

75-летний поэт Андрей Вознесенский, в белом костюме и со своим фирменным шейным платком с улыбкой сел рядом с пианино.

"Здесь всегда приятно видеть людей", проговорил он.

Голос Вознесенского когда-то восхищал тысячи людей, приходивших на стадионы, чтобы услышать, как он читает свои произведения. Теперь этот голос превратился в шепот. Но он все-таки прочитал отрывки из длинной поэмы, посвященной, как он сказал, "Женщинам Пастернака" его жене Зинаиде и возлюбленной Ольге Ивинской, которая стала прототипом Лары в "Докторе Живаго".

Вознесенский был подростком, когда впервые отправил свои стихи Пастернаку, который стал взращивать молодого таланта.

"Я был для него больше, чем ученик, я был ему как сын", произнес Вознесенский.

Поэт был и на похоронах в 1960 году. "Помню, как КГБ фотографировало толпу", сказал Вознесенский.

Советская пресса практически полностью проигнорировала смерть Пастернака, упомянув о ней лишь в двух коротких заметках, в которых ни слова не говорилось о похоронах. Но у билетной кассы на Киевском вокзале в Москве, откуда отходит электричка на Переделкино, появились рукописные объявления с подробностями.

"2 июня в четыре часа дня состоится прощание с Борисом Леонидовичем Пастернаком, величайшим поэтом современной России", говорилось в одном из таких объявлений, сообщается в статье присутствовавшей на похоронах Присциллы Джонсон. Статья вышла в журнале Harper's за 1961 год.

В этот памятный день сад, за которым ухаживал Пастернак, был битком набит.

Сколько же там было всего человек? задается вопросом Александр Гладков в своих мемуарах "Встречи с Пастернаком".

Две-три тысячи, или четыре?... Кто мог ожидать такого количества, когда никто не должен был прийти для проформы, по долгу службы, как это часто бывает в таких случаях. Для всех присутствующих это был день необычайной важности и сам этот факт превратил похороны в еще один триумф Пастернака.

Гроб отнесли из дома на кладбище, где его подняли над толпой. В последний раз все увидели лицо Бориса Леонидовича Пастернака, изможденное и величественное, вспоминает Гладков.

Друг Пастернака, философ Валентин Асмус выступил с небольшой речью, в которой назвал покойного "демократом в истинном смысле этого слова".

Как пишет Джонсон, когда он закончил, актер из Московского художественного театра начал читать стихотворение "Гамлет" из романа "Доктор Живаго". Его никогда не публиковали в Советском Союзе но, по словам Джонсон, "тысячи пар губ беззвучно двигались в унисон со словами актера":

Но продуман распорядок действий,

И неотвратим конец пути.

Я один, все тонет в фарисействе.

Жизнь прожить не поле перейти.